в кусающий холод. Облака потеряли свою овечью шерсть; снежным пригорком стало каждое каноэ, наши бороды приобрели белый матовый цвет. И так, закутанные в наши саваны, мы проплыли в проходе среди больших гористых ледяных островов, пугаясь ледяных выступов, дрожащих тюленей и белых медведей с музыкальными сосульками, звенящими своими горностаевыми концами. Всюду высокими горными хребтами протянулись гладкие Анды, с их собственным морозом, дрожащие всеми своими куполами и вершинами. Ледяные осколки испуганно падали с утёсов и окунались в море.

Вширь и вдаль по всему простору сносились потоками целые города, ледяные башни которых обрушивались, падая к единому центру. В своих землетрясениях Лиссабон и Лима никогда не видели ничего подобного. Взбалтываемые и бросаемые кипящим потоком, они быстро уносились прочь, многократно возвращаясь, как бурые дельфины, спокойно подходящие к судам и снижающие волнение моря.

Наконец, обогнув подобный рогу мыс, который казался американским лосем в заливе и был довольно протяжённым, мы вышли на синие, почти озёрные, воды, безмятежные, как Уиндермир или Хорикон. Таким образом, от неистовых штормов юности мы подошли к штилю старости.

Но так как мы двигались к северу, море приобретало иной вид.

В отдалённых бесконечных перспективах появились колоннады водяных смерчей, поддерживающих купола небес на своих столбах, и яркие пятна, скользящие по ним вверх и вниз. Так же вот и в Лузе в своём странном видении святой Якоб видел ангелов.

Всё казалось безграничной пещерой со сталактитами, порождёнными облаками пара, опускающимися спирально, пока они не встречались с колоннами водоворота, исходящими из моря; затем, объединяясь, они бродили над водами, как призраки богов. Бывало, что на полпути они разделялись – вниз угрюмо погружалась водная половина, и далеко в небеса оттягивался пар. Так же и мы, находясь при смерти, частично раздваиваемся; наша земная половина всё ещё неизменна, но наши души уже летят туда, откуда они прибыли.

Мы вовремя достигли этой стороны Юга большого Колумбо, долго в течение дня ждали ветра и изумлялись в темноте.

– До чего же неподвижны облака! – крикнул Иуми. – Вон там! Далеко вверху: этот горный хребет со многими вершинами; они исчезают ниже, но остаётся виден слабый белый гребень.

– Не облака, но горы, – сказал Баббаланья, – обширный хребет, что пересекает Колумбо, с пришпоренными хребтами-рёбрами, которые укрывают глинистые долины с прожилками из серебряных ручьёв и серебряных руд.

Это была длинная, приведённая в боевую готовность линия вершин. И, поставленная в вышине на Востоке, эта тысяча обороняющихся пик продолжала стоять и отбрасывать Рассвет назад. Перед их фиолетовыми бастионами Аврора долго выстраивала свои копья и гремела своими золотыми доспехами. Наступление замерло. Но затем её уланы раздулись и получили свои сверкающие гребни, – их блестящие копья и украшенные гербами щиты в то утро восторжествовали.

Но пока мы этого не увидали и плыли в течение многих часов в сумерках, когда на той, более удалённой стороне гор, за границей, охотники уже, полагаю, были с утра на ногах в поисках своей славы.

Глава LXII

Они сталкиваются с золотоискателями

Теперь с северной части Западного берега Колумбо доносились те же самые дикие лесные звуки, что и с Восточного, где мы не высаживались, решив не проводить поиски среди тамошних враждующих племён. И после многих, многих дней мы разглядывали, нос за носом, все корабли, шедшие в северном направлении, широко раскрывшие паруса и сложившие вёсла, распугивавшие перед собой всех рыб.

Их обитатели не отвечали на наши оклики.

Но они спешили и с безумным ликованием в едином растянутом хоре пели такую песню:

Мы – смелые паломники,

К Златой земле

Скользим над волн клубами,

И ради золота

Трудиться мы хотим,

И каждый ждёт лишений.

Гляди! Гляди!

Как рыба золотая, в таких же искрах

Парит пред нашими упорными носами,

Под солнцем золотым!

Мы – смелые паломники,

На золотой земле стремимся золото добыть,

И каждой ночью

Мы держим верный курс

К негаснущим из злата звёздам!

И ярким светом золота огни сияют:

И локонов нет ярче, чем волосы златые!

У всех рощ апельсиновых есть золотая суть:

Все утра с чувствами златыми!

И в золотом дожде, согласно старой басне,

Досталась Богу золотому дева!

И в кубках золотых вино – лучится:

На ложах золотых спят короли!

Власть золота иссушит много слёз!

И правит сферами число златое!

О золото! О золото! Вздымаешь страны ты:

О золото! О золото! Орбит всех центр!

На золотых осях вращаются миры:

Моря горят его свеченьем!

Всё пламя светлячков с сияньем золотым,

Сердца старателей наполнены мечтами

О золоте!

Сражают королей златые стрелы.

На золото мы купим имена почётных граждан!

За скудную оплату тяжкий труд

Мы дома выполняли, как рабы, с душевною тоской,

Без света всякого! И вовсе без надежды! О, горе тяжкое!

Тогда бежали ночи быстро и медленно тянулись дни.

Теперь, исполненные счастьем, с желанием трудиться,

Мы в Землю Обетованную мчимся,

Где в шахтах глубоко

Сокровища сияют

Или вдоль русел рек златых

Златые хлопья золотом мерцают!

И долго-долго будем мы

Взвесь жёлтую в протоках промывать!

О Реки! Реки! Движение своё прервите!

Явитесь, отмели! Поток остановите!

Покуда не увидим мы теченье золотое

И в гавани златой приют!

– Быстрее, быстрее, мой господин, – кричал Иуми, – позвольте нам последовать за ними, и из золотых вод, где оно лежит, может появиться наша Йилла.

– Нет, нет, – сказал Баббаланья, – никакой Йиллы там нет! Из вот этой обетованной земли меньше желающих вернуться, чем тех, кто едет туда. Счастье под позолоченным ликом – всё их инстинктивное устремление. Но тщетно, Иуми, они пытаются ухватить счастье. От него мы не сможем ни отщипнуть, ни поесть. Это – плод наших собственных тяжких трудов, медленно растущий, вскормленный многими сосками и окружённый всеми нашими серьёзными заботами. Пока он созревает, его могут искусать морозы, и затем мы прививаем его снова и снова. Глубоко, Иуми, глубоко находится истинное сокровище; глубже, чем золото всего Марди, заложенное у его оси. Но в отличие от золота, что скрыто в каждой почве, – весь Марди пуст. Разве золотыми таблетками и микстурами можно излечить болезни? Хрупкие вены стариков, расширенные молодым вином вены молодёжи? Сможет ли золото вылечить страдания? Повернуть к нам закрытые сердца? Будет ли золото твёрдым центром империй? Этот тяжёлый труд в шахтах бессмыслен. Были бы все острова золотыми шарами в море ртути, весь Марди был бы тогда пустыней. Золото – всего лишь бедность; самая страшная из всех блестящих бед. И чтобы человек не смог обеднеть таким способом, Оро спрятал его со всей другой отравой – селитрой и взрывчаткой – глубоко в горных недрах и в руслах рек. Но человек всё ещё будет искать его и, вырыв, выроет свою погибель. Иуми, Иуми! То, что мы ищем, не заложено в Золотых Холмах!

– Ло, видение! – закричал Иуми, и его руки дико скрестились перед его глазами. – Обширный и тихий залив, опоясанный тихими посёлками: воющие измождённые собаки у травянистых порогов с окоченевшими трупами стариков и младенцев, седые волосы, смешавшиеся со сладкими льняными завитками, поля с прорытыми бороздами, наполненные шиповником, деревянные настилы с разбросанными рукоятками проржавевших топоров, тысяча путей, отмеченных следами по всей стране, ни одного названия, разбросанные следы маркитантов. Над лесом возвышается холм, и долина – ло! – золотоносная провинция! За блестящим грунтом, за странными речными краями и под нависшими утёсами тысячи людей пашут в плывунах и внезапно оказываются в могилах собственного изготовления: с золотой пылью, смешавшейся с их собственным пеплом. Ещё глубже, в более твёрдой почве, лежат другие тысячи рабов, и,